Меж двух огней - Страница 174

174

В список вошли все три помощника Джона Каниямы, поскольку предстоящие маневры для укрытия и спасения «Артемиды» требовали помощи в астронавигации. Вошли Фред Казенс и весь его отдел – потому что, как только «Пилигрим» расстанется с «Артемидой», ему не с кем будет связываться. Вошли Гарольд Суковский и Крис Хёрлман – вместе с пленными офицерами «Вобона». Еще там были специалисты по гидропонике, дополнительные санитары из госпиталя и морские пехотинцы – поскольку необходимости в абордажных командах не предвиделось. Офицеры складских помещений, секретари и квартирмейстеры, офицеры кадрового отдела и повара – все люди, присутствие которых не обязательно для сражения и ремонта повреждений судна. И хотя все они вошли в этот список потому, что без них могли обойтись, каждого из них терзало чувство вины за то, что они бросают товарищей по команде.

Но список тех, кто мог покинуть судно, оказался неполным.

Начальник дисциплинарной комиссии Томас погиб, как и его старший помощник, а выжившие охранники и не подумали проверить гауптвахту. Перед началом боя Рэнди Штайлману, Джексону Каултеру, Элизабет Шоуфорт, Эду Илюшину и Алу Стеннису выдали их скафандры. Но заключенные по-прежнему оставались в своих камерах (которые были расположены в центре судна, в самом безопасном месте на борту), а «вторая кожа» неофицерского состава не имеет устройств связи а значит, никто не мог услышать их мольбы и вопли.

Скотти Тремэйну тоже полагалось улететь – как и Горацио Харкнессу. Диспетчерская не требуется, если на борту останется только два бота и не останется ни одного ЛАКа. Но ни Тремэйн, ни Харкнесс не имели намерения оставлять свой корабль, и Тремэйн послал вместо себя двух пилотов ботов и бортинженера.

Джинджер Льюис тоже должна была улететь. Ее внесли в обязательный список на эвакуацию, но она понимала, что Гарольду Чу понадобятся все имеющиеся рабочие руки для того, чтобы попытаться открыть двери грузового отсека. Так что она игнорировала приказ отправиться на катер, передав свое место двадцатидвухлетнему компьютерному технику-первогодку, и с бледным спокойным лицом отправилась в центральный пост аварийного контроля.

Иоширо Тацуми тоже отказался от шанса на спасение. Он был приписан для сопровождения доктора Холмса, но тихо поменялся местами с другим санитаром. Когда-то доктор Райдер помогла ему, теперь он был нужен ей.

Еще несколько человек тоже приняли решение остаться на судне. В некоторых случаях причиной была храбрость, в других – вызов, но всех объединяло общее чувство – преданность. Преданность своему кораблю, своим товарищам по команде, своим офицерам и своему долгу и прежде всего – своему капитану. Хонор Харрингтон нуждалась в них, и они отказались бросить ее в беде.

Клаус Гауптман сидел в каюте, неловко ссутулившись в уютном кресле и закрыв руками лицо. Его переполнял стыд. Не гнев, который так часто служил ему движущей силой, а стыд. Мучительный, горький стыд. Тот самый, который проникает в человека и разъедает его изнутри. Отчасти он понимал, что только безумный страх за дочь заставил его спорить с Хонор Харрингтон, бранить и проклинать ее, однако это не утешало и не помогало. Он помнил только, как в глазах Стейси вспыхнуло неожиданное страдание – из-за него. Единственный человек во вселенной, чье хорошее мнение действительно имело для него значение, его дочь, заглянула ему в душу и с ужасом отвернулась, и Гауптман чувствовал, как в его глазах закипают слезы, которых он не хотел проливать.

А еще в глазах Стейси было то холодное презрение, которое он слышал в голосе Харрингтон. С ним уже говорили таким тоном, но на сей раз – заслуженно. Он сознавал это и не мог придумать ни другого названия своему поступку, ни извиняющего объяснения. И эта ядовито-горькая правда заставила его вспомнить давнюю стычку с Харрингтон. Ему пришлось признать – возможно, впервые в его взрослой жизни, – что он лгал сам себе. Он, который всегда думал, что может смело смотреть себе в глаза, теперь понимал истину лучше, чем когда-либо. Он с отчаянием думал о том, что Харрингтон и в тот, первый раз была права. Права, что не поддалась давлению, которое он пробовал пустить в ход, права, что испытывала к нему презрение, права даже в том, что угрожала человеку, который пал так низко, что использовал против нее угрозу ее родителям из-за одного только больно задетого самолюбия и оскорбленной гордости. Она угрожала человеку, который даже не понимал низости своих поступков, потому что мораль для него в тот момент ничего не значила.

Он сидел в каюте наедине со своими мыслями о том, кем же он на самом деле стал, и ни богатство, ни власть, ни положение, ни успехи не могли защитить его от себя самого.

* * *

Гарольд Суковский, одной рукой поддерживая Крис Хёрлман, вышел в стыковочный туннель пассажирского судна, снабженный генератором внутренней гравитации. За время пребывания на борту «Пилигрима» коммандер полностью излечилась от физических ранений и намного больше, чем он ожидал, оправилась от психических травм. Но она все еще была слаба, ее грубоватый бесшабашный юмор, казавшийся неотделимым от нее, так и не вернулся, и Гарольд прижимал ее к себе, ограждая от любого случайного контакта в царившем вокруг них хаосе. Маргарет Фушьен отрядила стюардов и некоторых членов команды, чтобы они направляли поток эвакуируемых. Важно было как можно быстрее освобождать коридор отсека малых летательных аппаратов, и персонал «Артемиды» старался изо всех сил. Но когда Суковский и Хёрлман вышли из туннеля следом за Шэннон Форейкер, в коридоре возник затор. Всех военнопленных с «Пилигрима» послали одной группой, с единственным морским пехотинцем для охраны, и Суковский, войдя в коридор, сразу увидел гнев на лицах встречавших их стюардов. Гнев моментально перерос в ненависть к людям, одетым в форму флота, который только что уничтожил «Ястребиное крыло» и убил тридцать их товарищей. Старший стюард, руководивший этой группой, с перекошенным от ярости лицом открыл рот, готовясь что-то сказать. Но Суковский быстро прошел вперед и встал во главе заключенных между Уорнером Кэслетом и Дени Журденом. Взгляд его был очень решительным.

174